Кузнецова И.В.

Внерабочее время всегда ассоциируется со сферой приватности, с элементами свободы и неподконтрольности. Но нормализующее вмешательство власти прослеживается и здесь. Ведь объем, структура и содержание досуга являются показателями культурных ориентиров населения, во многом влияют на его ментальные представления и поведенческие реакции. Не случайно в обществах индустриального толка возник вопрос о регулировании досуга косвенным, но вполне цивилизованным путем — посредством законодательства о продолжительности рабочего дня. Такую же попытку предприняли и большевики.

В 1920-е годы общество, вышедшее из двух войн, испытывало острую необходимость в физическом и духовном отдыхе. Однако изменившиеся условия привели к существенной трансформации представлений об отдыхе и досуге. Одной из главных тенденций в изменении этих представлений стала коллективная форма отдыха и досуга. Ведь массовость мероприятий способствовала ритуализации общественного сознания.[1] Население могло посещать вечера вопросов и ответов, музыкальные концерты, выставки и спектакли, секции и кружки, провести вечер в парке отдыха. Широкое распространение получили публичные лекции на разные темы, посещение изб-читален и народных домов. При этом отдых и досуг различных социальных групп существенно отличались: «ресторанный» отдых для нэпманов, коммерческие кинотеатры с широким репертуаром зарубежных фильмов для обывателей, рабоче-крестьянские клубы для широких народных масс.[2]

Возродилась полузабытая, но все же не исчезнувшая в годы гражданской войны дореволюционная традиция художественных или научных «сред», «четвергов» и т.п. Доклады на них были самые разнообразные – на литературные, философские и богословские темы.[3]

Музыка и танцы были частыми элементами гостевого общения. Попытки внедрить новые политизированные танцы, например, танец «За власть Советов» под музыку песни «Смело, товарищи, в ногу», успеха не имели. В начале июля 1924 г. Главрепертком разослал секретный циркуляр, запрещавший исполнение на танцевальных вечерах и в качестве эстрадных номеров фокстрота, шимми, тустепа и прочих порождений «западноевропейского ресторана», представляющих «из себя салонную имитацию полового акта и всякого рода физиологических извращений».[4] К концу 1920-х гг. усилилось вторжение государства в сферу досуга. Сокращалось посещение литературных и других бесед, сокращалось и сугубо родственное общение. Ухудшение продовольственной ситуации, введение карточной системы не способствовали частым встречам за столом.

Характерной ячейкой общения для города был городской двор. Существовала автономность двора. Каждый двор принадлежал только тем, кто живет в данном доме. Дворник имел право прогнать со двора любого чужака, если тот покажется ему подозрительным. Здесь существовали свои законы, здесь играли в лапту и другие игры. Городские власти не одобряли деятельности бродячих музыкантов и певцов, цыган сучеными медведями, и пытались с ними бороться. Но, судя по мемуарам, песни и музыка под окнами продолжали звучать и позднее, до 1930-х гг.

В выходные дни тысячи и десятки тысяч горожан, не желающих сидеть дома, устремлялись в музеи, сады и парки. Большой популярностью пользовался зоосад. Интерес к музеям тоже был огромным. Впервые годы НЭПа их число стало стремительно возрастать. Преобладали коллективные экскурсии, что было удобно в организованном и техническом отношениях, а также с политико-просветительской точки зрения.

Загородные поездки и прогулки не всегда имели целью повышение своего культурного уровня. Уехать из города в выходные или праздники, чтобы просто отдохнуть на природе, искупаться и позагорать летом, покататься на лыжах зимой, становилось характерной чертой большинства горожан именно с 1920-х гг. С переходом к НЭПу стала постепенно возрождаться и дачная жизнь. В 1920-е гг. дачниками оставались преимущественно служащие и интеллигенция. Рабочих среди дачников практически не было.

Улицы, площади, скверы и сады города нередко превращались в площадки и сцены, на которых разворачивались увлекательные представления. В течение 1920-х гг. из календаря методично изымались религиозные праздники, которые официально именовались даже не праздниками, а днями отдыха. В 1930-м г. все религиозные праздники, включая Пасху, которая неизменно приходится на воскресенье, то есть официальный день отдыха, оказались исключенными из советского календаря. В 1930-м страна перешла на 5-дневную рабочую неделю, когда после 4-х рабочих дней наступал день отдыха. Направленность праздников стала односторонней:22 января – День Интернационала; 22 января – День памяти В.И. Ленина и 9 января 1905 года; 1 и 2 мая - Дни Интернационала; 7 и 8 ноября – Дни Октябрьской революции.[5]

Стремясь избавиться от религиозных праздников, власти пытались воскресить народные гуляния. «Балаганы, аттракционы, качели, хоры, гармонисты и гусляры, рожечники и скоморохи, петрушки и акробаты», - соблазняли прохожих надписи на многочисленных афишах, расклеенных по всему городу. Посетители могли полюбоваться обрядом русской народной свадьбы, послушать игру духового оркестра, поупражняться в стрельбе в цель и бросании колец, испытать свою силу на пружинном динамометре.

Различные формы уличных шествий - это тоже элемент проведения досуга, к тому же наполненный определенным содержанием. Все служащие и рабочие были принуждены участвовать в демонстрациях под страхом увольнения со службы. Причем, на службе были заведены листки, в которых все должны были расписаться лично. Чьей подписи не окажется, тот заранее был объявлен контрреволюционером.

Изобретение братьев Люмьер заметно изменило пропорции в распределении свободного времени всего человечества. Конечно, сначала кино входило в быт городских жителей, и прежде всего, в крупных городах. В начале НЭПа ещё слабому государственному кинематографу пришлось столкнуться в борьбе за зрителя с конкуренцией со стороны частного кинематографа, обладавшего значительным преимуществом – знанием специфики кино. В прокате преобладали пока ещё дореволюционные, как русские, так и иностранные фильмы. Большей частью это были картины приключенческого характера или мелодрамы, а также комедии. Из фильмов 1924 г. можно назвать следующие: «Талмуд и любовь», «Курьер Наполеона», «Случайный муж», «Черный конверт», «трагедия женщины», «Остап Бандура», «Красные партизаны», и многие другие.[6] Опрос ленинградских юношей и девушек, проведенный в1925 г., показал, что более 60% из посещающих кинотеатры оценивали кино лишь как развлечение.[7] Им было безразлично идейное содержание картин.

В жизни дореволюционного городского жителя театр занимал иное место, чем кинематограф. В силу устоявшихся традиций театр был менее демократичен, чем кино, и его посещали в основном «привилегированная публика», служащие, студенчество. Среди рабочих он не пользовался популярностью.

Анкетирование рабочих семей Петрограда в декабре 1922 г. показало, что кино и театр посещает 31% опрошенных[8]. Несомненно, что популярность кинематографа была все-таки выше. Расцвет частных театров приходится на 1923г., когда они составили почти треть всех театральных коллективов страны. Но уже тогда власть предпринимала первые меры по их уничтожению. Постановки подвергались критике в прессе, а репертуарный комитет получил право запрещать произведения, «явно направленные против советской власти и дискредитирующие советскую власть… следить за тем, чтобы репертуар не содержал в себе явной порнографии или ярко выраженных сексуальных моментов.

Билеты в театр стоили дорого. Но это была не единственная проблема. В крупных городах театры располагались в центре города, и окраинному населению, в основном рабочему, было трудно посещать их вечером. Поэтому театры стали организовывать утренние, а также выездные спектакли. Без государственной поддержки большинству театров было просто не выжить. Помощь им оказывалась разными способами: снижением налогов и введением льгот, единовременными пособиями и постоянными государственными субсидиями. В середине 1920-х гг. появились первые «социалистические пьесы»; некоторые из них – «Бронепоезд 14-69»В.В. Иванова, «Штиль» В.Н. Билль-Белоцерковского[9].

Среди разнообразных форм заполнения свободного времени чтение книг занимало не последнее место благодаря большой доступности. Количество массовых библиотек росло. Их фонды формировались разными способами, поэтому тематически они были довольно пестрыми, и нередко большую часть книг составляла литература, изданная ещё до революции. Сохранялись пока и частные библиотеки. Что же читали? Опросы и обследования давали разные ответы. Молодые комсомольские активисты и рядовые комсомольцы испытывали интерес к общественно-политической литературе. Работы Ленина, сокращенный вариант книги Дж. Рида «Десять дней, которые потрясли мир», «Азбука революции» Н.И. Бухарина и Е.А. Преображенского, популярная атеистическая литература – эти и подобные им книги пользовались у них спросом. Работницы фабрик больше любили Потапенко, Достоевского, Горького чтоб с печальными концами. Петроградский губком комсомола в 1923 г. сообщал, что молодежь с удовольствием читает произведения Пушкина, Гоголя и Тургенева, Дж. Лондона и Э. Синклера. Девушки предпочитали читать сентиментальные повести, а юноши – старые авантюрные романы. Запрещалось к публикации по идеологическим соображениям, как правило, 1-3% книг и брошюр. Всеобщего контроля над выходящей и ввозимой в Россию литературой к середине 1920-х гг. добиться не удалось, поэтому попадались в продаже и не всегда удобные для властей книги. [10]

Таим образом, после гражданской войны, повседневный отдых жителей городов стал претерпевать изменения. Четко прослеживается тенденция к переходу от индивидуального отдыха к коллективному. На выбор граждан предоставлены прогулки в парках, посещение кружков и секций, выставок и спектаклей, а так же посещение публичных лекций. Интерес к ним был также обусловлен низкой стоимостью. Еще одним видом досуга было чтение книг, свою популярность книги заслужили постоянным ростом публичных библиотек по стране. Имелись и виды проведения свободного времени не доступные гражданам Советской России, например, театр. Это связано с высокой стоимостью билетов и расположением театров только в центре городов. Дабы предотвратить закрытие театров, государство было вынужденно постоянно субсидировать их работу.

Всё это не только помогало советскому человеку отдыхать и развиваться после ударного труда, но и способствовало формированию нового сознания.


[1] Булдаков В.П. Постреволюционный синдром и социокультурные противоречия нэпа // Нэп в контексте исторического развития России ХХ века. М., 2001. С. 210.

[2] Леонова Н.А. Отдых и досуг в условиях постреволюционной и послевоенной релаксации: трансформация представлений и основные тенденции развития в 1920-е годы // Курорт» в дискурсивных практиках социогуманитарного знания. Материалы международной научной конференции (Пятигорск, 27-29 апреля 2007 г.). Ставрополь; Пятигорск; Москва: ПЛГУ, 2007. С. 178-179.

[3] Уэллс Г. Россия во мгле. М., 1958. С. 37.

[4] Измозник В.С. В «зеркале» политконтроля: Политический контроль и российская повседневность в 1918-1928 годах // Нестор. СПб.; Кишинев, 2001.№1.

[5] Лебина Н.Б., Чистиков А.Н. «Обыватель и реформы. картины повседневной жизни горожан в годы нэпа и хрущевского десятилетия» Спб, 2003.

[6] Братолюбов С.К. На заре советской кинематографии. Л., 1976.; С. 92.

[7] Лебина Н.Б. Повседневная жизнь советского города: Нормы и аномалии, 1920-1930 годы. Режим доступа: http://lib.rus.ec/b/302572/read

[8] Рабочая молодежь Ленинграда: труд и социальный облик, 1921-1925 годы. Л., 1982. С. 53.

[9] Братолюбов С.К. Русский советский театр, 1926-1932. Л., 1982. Ч.1.С. 72.

[10] Лебина Н.Б., Чистиков А.Н. «Обыватель и реформы. картины повседневной жизни горожан в годы нэпа и хрущевского десятилетия» .- Спб.-2003. С.36.

При реализации проекта использованы средства государственной поддержки, выделенные в качестве гранта в соответствии c распоряжением Президента Российской Федерации № 11-рп от 17.01.2014 г. и на основании конкурса, проведенного Общероссийской общественной организацией «Российский Союз Молодежи»

Go to top