Маслюженко Д.Н.

В исследованиях истории средневековых государств Западной Сибири в последнее время прослеживается преемственность между несколькими объединениями, в частности Ишимских, Тюменским и Сибирским ханством, которые являются наследниками улуса Шибана как части Золотой Орды. Властвующей династией на их территории являлись Шибаниды, потомки одного из сыновей старшего сына Чингис-хана Джучи. В тоже время существует определенное «белое пятно» в изучении процесса их становления, которое приходится на период 1495 – 1555 годов, от смерти тюменского хана Ибрахима до начала деятельности Муртазы, Ахмед-Гирея и Кучума, приведшего к реставрации Шибанидов в Искере (34, с.288-296). Принято относить к этому периоду функционирование т.н. «Искерского княжества Тайбугидов» (по терминологии А.Г.Нестерова). Однако длительная дискуссия вокруг сущности правления этих князей привела к становлению двух полярных точек зрения. С одной стороны, признается изначальность этой династии в Сибири с XIIвека и соответственно узурпация их престола Чингизидами, а с другой – отрицание их независимости и «вассалитет» по отношению к Шибанидам или бекам Ногайской Орды. Попробуем разобраться в этой ситуации и с этой целью кратко ознакомимся с ситуацией, в ходе которой Тайбугиды выходят на политическую арену.

В конце 1460-х гг. Тюменское ханство находилось на пике расцвета, его войска во главе с Ибаком участвовали в разгроме наследников основателя государства «кочевых узбеков» Абу-л-Хайра-хана, а затем в уничтожении лидера Большой Орды Ахмада. Однако фактически после этого события мы не знаем, чем занимался Ибрахим-хан вплоть до событий конца 1480-х гг. Очевидно, что отсутствие упоминаний о нем в источниках свидетельствует о его отсутствии в качестве активной внешнеполитической фигуры. Можно предположить, что в это время хан в основном занимался решением внутренних проблем улуса. Исходя из источников, можно предположить, что в качестве одного из методов решения проблемы для Ибака был политического союза, скрепленного брачным договором, с Тайбугидами, в частности с князем Маром, а, скорее всего, опосредованно с его отцом, лидером Тайбугидов, князем Ходжой. Не вдаваясь в вопросы происхождения и легитимности этой династии, что будет рассмотрено в следующем разделе, попытаемся разобраться в историческом контексте событий. Забегая вперед, отметим ключевой для нас тезис: именно обращение по неким неизвестным для нас причинам Ибак-хана к Тайбугидам стало причиной появления на исторической арене представителей данной династии. Очевидно, что это не может ни говорить об их достаточно высоком статусе и роли в истории сибирской государственности, но не является основой для отнесения их к т.н. «изначальным царям Сибири». При этом, на наш взгляд, основной их юрт располагался все же не вокруг Чимги-Туры, а не юге, в бассейне Ишима.

В Есиповской редакции “Сибирских летописей” сообщается, что “князь же Мар был женат на сестре казанского царя Упака” (55, с.47). Именно Ибак-хан в этом и других подобных сообщениях выступает как “казанский царь Упак”. Скорее всего, такое титулование появилось в летописи под влиянием более поздних событий и не отражает реальную ситуацию момента. При датировании этого события резонно предположить, что наиболее сильно поддержка Ибак-хану нужна была именно на первых порах, в частности в ходе распространения власти на бывшие сибирские земли Абу-л-Хайр-хана. В тоже время, как видно из описанных выше событий, еще в 1483 г. русские, проходя мимо Тюмени, ни о какой ханской власти здесь даже не упоминают. Аллен Франк также относит описываемые события к началу 1480-х гг. (точнее к 1481 г.) (64, p.13).

Везде, даже в сибирских летописях, подчеркивается, что Тайбугиды обладали лишь титулом князей (беков), который был ниже по положению, чем хана. Причем в Лихачевской редакции летописей дополняется, что еще Ходжа женил своего сына на сестре Упака, сам же Ходжа погиб во время похода на бухарского царя (55, с.118-119). В данном случае летопись отражает некие стереотипы внешнеполитической обстановки периода реставрации Шибанидов при Кучум-хане, когда бухарский хан потенциально являлся одним из противников Тайбугидов. Хотя весьма привлекательна версия А.Франк о том, что в данном случае может отражаться конфликт Ходжи с Абу-л-Хайр-ханом (64, p.21) Однако вскоре, как следует из текста, Ибак-хан убивает своего зятя: “Упак зятя своего уби и градом облада” (55, с.47). Таким образом, именно после убийства князя Мара Ибак получает в свои руки Чимги-Туру, которая становится столицей Тюменского ханства, причем указывается, что Ибак правил здесь «и владе много лет» (55, с.47). Убийство потенциального противника, если вспомнить судьба Шайх-Хайдара или Ахмеда, было одним из принципов политики Ибака, особенного характерного для ранних годов его правления. Судьба сыновей Мара не совсем ясна. Исследователи предполагают, что сыновья Мара Адер и Ябалак бежали в земли татар на Тоболе (3, с.364). Однако, скорее всего, их держал при себе в качестве аманатов Ибак-хан «и Маровы дети Одер да Ябулак живяства во граде Чимгидене у казанского царя у Упака», причем отмечается, что умерли они своей смертью (55, с.47, 118). Кстати, в свете описания религиозной ситуации в Сибири весьма интересна интерпретация ряда личных имен Тайбугидов. Так, в частности, имена князей Мара и Ябалака весьма напоминают религиозный титул «мар» и имя «Ябаллах», которые характерны были для несториан (33, с.42-45; 54, с.197; 28, с.125).

Несмотря на активную внешнюю политику, или точнее благодаря ее неудачам, в своем родном улусе, включившим в свой состав и часть северной лесостепи на границах с тайгой, в 80-90-х гг. XIV века Ибак-хан испытывал ряд проблем. Преследовавшие его постоянные неудачи вели к разочарованию местной знати в ханской политике, а забвение внутренней политики к увеличению ее самостоятельности, что напрямую связано с дискуссионным вопросом о роли Тайбугидов в истории сибирской государственности. Неудачи во внешней политике повлекли за собой организацию заговора местной знати во главе с Тайбугидами. В результате переворота Ибак-хан был убит сыном Адера Маметом или Мухаммад-беком и «близкими (к нему.–Д.М.) людьми» (55, с.47, 118). Кстати, несмотря на то, что отец и дед этого князя были, скорее всего, несторианами, он сам носит вполне мусульманской имя, что говорит о его знакомстве с основными тенденциями развития соседних кочевых политий. Традиционно убийство принято датировать 1495 г., однако еще исследователи XIXв. сомневались в этом (46, с.15), ведь последнее упоминание Ибак-хана в посольских документах относится к 1493 году. В результате этого в некоторых работах убийство Ибак-хана относится именно к этой дате (64, p.14).

Убийство Тайбугидом Маметом Ибака, с нашей точки зрения, не означало гибель Тюменского ханства и появление на его месте Сибиского княжества Тайбугидов. Так еще А.Оксенов, сомневаясь в правильности подобного рода предположений, писал: «Мамет.., чувствую себя достаточно могущественным, чтобы отделиться от Сибирского ханства, он ушел из города Чингидима на р.Иртыш, где и основал княжество, если не совершенно независимое, то только номинально признававшее верховенство ханского Ибакова рода» (46, с.15). Как показали дальнейшие события, в территориальном плане Шибаниды потеряли лишь ту территорию, которая была присоединена при Ибаке на севере юрта. Гораздо более ощутимой стала потеря авторитета и окончательный переход на положение “марионеточных” ногайских ханов, что определяло и новые тенденции их политики. По предположению исследователей, при наследнике Ибака Мамук-хане Сибирские Шибаниды потеряли значительную часть территории и пытались захватить новый юрт в степях Казахстана (3, с.364). Скорее всего, лесостепь Западной Сибири была поделена на две части между Шибанидами и Тайбугидами. В ином случае не совсем понятен первый поступок князя Мамета. Летописи сообщают, что «по сем… Мамет… град свой Чингиден разруши» (55, с.47), хотя здесь, скорее, следовало бы говорить не столько о разрушении, сколько о забвении старого центра со стороны Тайбугидов. Кроме того, в его правление пресекаются и владения на Ишиме с центром в Кызыл-Туре (55, с.108). Первое было сделано для того, чтобы дистанцироваться от ханских владений Шибанидов и союзных им ногайских земель, а второе могло быть вызвано расширением казахской территории. Мамет уходит вглубь сибирской земли, где поставил град Сибирь (55, с.47), также известный как Искер или Кашлык (последнее название может быть близко к «кишлак» - зимняя стоянка). В любом случае территория Сибирского княжества была не велика по размеру по причине присутствия многочисленных внешних врагов. Причем, по данным раскопок, их автором был сделан вывод о том, что Искер был построен в конце XVвека, и до этого на его месте других городищ не было (16, с.22-24). Тем самым Тайбугиды старались дистанцироваться от сложившихся в Сибири чингизидских традиций, в рамках которых ведущим городом считалась Чимги-Тура.

Практически в тоже время в Сибирском юрте начинается подготовка и формирование объединенных ногайско-сибирских войск для похода на Казань во главе с Мамук-ханом. По мнению В.В.Трепавлова, он был провозглашен ханом сразу же после смерти Ибака (56, с.183). Необходимо заметить, что при подготовке подобного похода Мамук должен был знать о стабильности тыла, а, следовательно, на тот момент столкновений с Тайбугидами просто не было. Военные действия во многом были спровоцированы казанскими князьями Кальметом и Ураком (26, с.9), ведь и до того лидеры восточной партии это ханства неоднократно пользовались поддержкой Ибак-хана. В результате похода Казань была взята в 1496 года. Об этом сообщает и “Патриаршая летопись”: “В мае 7004 (1495) казанский царь Магомед-Амина послал письмо Ивану Васильевичу о том, что движется на него Мамук Шибанский с ногайской ордой и с князьями Казанскими. Взял он Казань в лето 7005 (1496)” (49, т.13, с.242-243). Однако выбор претендента был весьма неудачен, царевич не справился с проблемами внутреннего управления в условиях, полностью отличных от специфики сибирских политических объединений. В результате царевич бежал в Сибирь с частью оппозиционеров во главе с казанским князем, одним из лидеров восточной партии, Ураком (61, с.53-54). Считается, что по возвращению в родной юрт Мамук возглавил Сибирских Шибанидов (3, с.364; 42, с.15). Однако на самом деле о его деятельности более ничего не известно, и после провала похода в источниках он не упоминается. Очевидно, что поход на Казань был следствием внутриногайских разногласий, так один из лидеров Орды Муса, как это следует из его письма к Великому князю московскому, пытался остановить своего брата Ямгурчи, бывшего инициатором похода (50, с.47). Провал похода не только означал победу прорусской партии в Казани и Ногайской Орде, но и на некоторое время разрывал сложившуюся традицию ногайско-сибирских связей (56, с.183). Самим фактом похода был недоволен и могущественный крымский хан Менгли-Гирей и его жена царица Нурсултан, чей сын Махмед-Амин был ханом казанским. Так, в своем письме от 1497 г. великому князю Ивану III они пишут о Мамуке: «Ино то нам лихое имя, а тебе брату моему великая истома», а далее называют его «недругом» (47, с.236). Таким образом, вмешательством Мамука в казанские дела оказались недовольны большинство наиболее сильных тогда объединений, среди которых особо выделялось Московское государство, Ногайская Орда и Крымское ханство.

Отсутствие данных о деятельности Сибирских Шибанидов в самом конце XV века позволяет нам обратиться к вопросу о сущности власти Тайбугидов в Сибири. Как мы уже говорили ранее, династия возводится к некоему Он-Сом-хану, который правил в эпоху Чингис-хана. После его смерти его наследнику Тайбуге Чингис-хан дал отряд, с которым он сумел захватить значительные территории по Иртышу и Оби. Летописи сообщают, что “…Тайбуга основал Чингиден на Туре (т.е. Чинги-Туру. –Д.М.). По нем же княжил сын его Ходжа, по сем Ходжин сын Мар” (55, с.46-47). Считается, что в летописях не сохранилось всей родословной данного рода. А.Г. Нестеров указывает, что остались лишь имена основателей рода Он-сом-хана и Тайбуги, а также его последних представителей (43, с.56). Существует предположение, что Тайбугиды правили в Сибири несколько столетий и их права там пользовались большой поддержкой (59, с.138). Однако, на наш взгляд, поиск этих потерянных поколений бесперспективен, поскольку личности основателей рода были во многом мифологизированы, а реальное начало независимой династии следует искать в описанных нами событиях середины XV века. При этом отметим, что история династии в ряде летописей, в том числе Забелинской редакции Сибирских летописей, связывается с Ишимом, но одновременно подчеркивается тот факт, что Тюмень также была основана ими (55, с.118).

Поясним свою точку зрения. По своему статусу, зависевшего от титула владетеля, новое политическое объединение был всего лишь княжеством, что уравнивало его с Ногайской Ордой, но ставило, особенно во внешней политике, ниже ханств и иных объединений Чингизидов. Естественно, что для Тайбугидов необходимо было этот статус уравнять, что особенно характерно для середины XVIвека, когда сибирские князья начали переписку с Москвой. Русские дипломаты, особенно внимательные к титулатуре руководителей кочевых политий, позднее, намекая на неравноправие статусов, в переписке царя Федора I с Кучум-ханом указывали: «…после деда твоего Ибака царя были на Сибирском государстве князь Табучи на роду Магмет князь, а после него Кадый князь…» (10, с.11). Кстати, отметим, что данное письмо, датируемое 1598 г., является первым упоминанием родословной Тайбугидов, в том ее виде, в котором она в дальнейшем известна из различных редакций «Сибирских летописей». В этом отношении XVIвек это период легимизации Российского государства, а конец указанного столетия – период политического кризиса, приведшего к Смутному времени, и это время обостренного внимания местной аристократии к собственным генеалогиям.

Для того чтобы уравнять свой статус с соседями, Тайбугидским бекам необходимо было предпринять ряд идеологических маневров. Заметим, что в этом отношении они были не одиноки. Вопреки всем обычаям, в соседней с Сибирским княжеством Ногайской Орде сумели утвердиться не-Джучиды, а потомки золотоордынского военачальника беклярибека Эдиге из племени мангытов. Естественно, что он не мог быть признан соседними государствами Джучидов равновеликим государем. Выход был найден за счет составления фантастической версии происхождения Эдиге от халифа Абу Бекра, тестя и преемника Пророка, через святого проповедника Ходжа – Ахмеда Баба – Туклеса. В мусульманском обществе, каковым в то время было значительное большинство населения постзолотоордынских государств, такое обоснование легитимности власти могло быть вполне приемлемым (57, с.177). Права Чингизидов на власть в степях Евразии были настолько непререкаемы, что даже в надписи на надгробном камне Тимура, сына барласского эмира Тарагая и разрушителя Золотой Орды, появляется подложная генеалогия, сближающая его с генеалогической линией Чингиз-хана (63, с.12).

Однако для того, чтобы понять смысл легитимации власти в древних обществах обратимся к политологам. Они утверждают, что «развитие убедительной формы легитимации исключительно важно для установления более сложных форм лидерства», но при этом «легитимность лидера в первую очередь базируется на вере его людей» (22, с.78). Другой специалист по этим проблемам Р.Л.Карнейро утверждает, что «идеология играет роль в провозглашении и поддержании авторитета верховного вождя после того, как его власть была установлена силой оружия… такая идеология может со временем проникнуть так глубоко в традиции вождества, что скроет и исказит его истинные черты» (21, с.222).

Таким образом, легитимация власти явно была важным признаком существования любой политии, по крайней мере, на догосударственной стадии. Отметим, что фактически все династии средневековья начинали с узурпации власти. В этом случае они сталкивались с необходимостью обосновать свое право на завоеванные властные полномочия, в частности через родословную, часто специально фальсифицированную. В кочевых обществах средневековья одной из главных ценностей всегда выступала принадлежность к определенному роду, его происхождение и знатность. Часто именно это определяло право того или иного рода на власть, которая утверждалась, таким образом, не только реальной силой семейного объединения, но и определенными методами влияния на духовную сферу общества. Знание своей и чужой генеалогии было для кочевников обязательным условием жизни, о чем упоминает и автор «Сокровенного сказания» от лица Чингиз-хана (27, с.161). Человеку «без рода» сложно было рассчитывать на высокое положение в степи.

Подобной традиции была не чужда и монгольская имперская идеология. В частности, интересно, что сам Темуджин (будущий Чингиз-хан), по всей видимости, не имел прав на высшую ханскую власть, ибо его отец и дед носили лишь титул бахадура. Е.И. Кычанов, подробно рассмотрев генеалогию Темуджина как «природного хана», отмечает, что он «был не из самых знатных по происхождению…» (30, с.84). Чтобы легализовать его права, было предложено родословие о происхождении его отца от последнего монгольского кагана Хутули-кагана (25, с.176). Скорее всего, это в целом соответствовало истине, но нужно было учитывать, что Темуджин принадлежал лишь к боковой ветви рода, которой никогда не принадлежал высший ханский титул. В целях сакрализации власти вводилась и легенда о Алан-Гоа, матери Бодончара, предка Чингиза, которая родила сыновей от светло-русого человека с неба (бога Тенгри) (27, с.80). Кроме того, сравнительный анализ «Сокровенного сказания» и «Сборника летописей» Рашид ад-Дина, позволил С.В. Дмитриеву сделать любопытный вывод. Автор считает, что в конце XII века за верховный ханский престол в монгольской степи в основном боролись представители кераитской династии, к которой Темуджин не принадлежал, хотя реально обладал гораздо большей силой и властью. В результате разумной политики он был усыновлен главой кераитов Ван-ханом, кроме того, была сделана и попытка заключения династийного брака Чжочи с кераитской принцессой Чаур-Беки. Однако даже после этого основным его соперником оставался сын Ван-хана Сангун, лишь гибель которого позволила Темуджину официально «короноваться». Даже после этого в летописях некоторое время упоминается личное благословение Ван-хана на это (14, с.25-27). Таким образом, в генеалогии самого Темуджина, оказавшего значительное влияние на изменение образа жизни средневековых кочевых обществ, изначально оказалось переплетено все три случая фальсификации. Вполне естественно, что они были необходимы ему лишь на ранних этапах борьбы за власть, позднее же никем уже не оспаривались.

Анке фон Кюгельген выделяет шесть способов легитимации власти в кочевых объединениях: божественная; генеалогическая; электоральная; посредством ориентации на образец для подражания; посредством превосходящей силы или сохранения норм (31, с.54-55). При желании количество этих способов можно увеличить и конкретизировать (см.например, 61, с.484-485) Однако не все эти способы в равной степени были применимы для Тайбугидов, хотя достаточно длительное, по меркам средневековья, существование говорит о наличии божественной харизмы у правящих князей.

По всей видимости, специфика прихода новой династии к власти в результате убийства Ибак-хана не позволяла им легитимировать свою власть традиционным путем через беклярибекство при хане-Чингизиде, к которому обращались многие кочевые лидеры, например ногаи, до этого. Хотя из некоторых оговорок в летописях можно сделать вывод о том, что именно к таком решению вопроса стремились уже упомянутый выше бек Ходжа Тайбугид, когда женил своего сына Мара на сестре хана Ибака. Подобным образом несколько позднее поступили и ногайские беки Муса и Ямгурчи. При этом нам неизвестно проводились ли какие-либо выборы, как это отмечается, например, для Абу-л-Хайр-хана. Не могли они также обратиться к превосходящей военной силе, помощи престижной экономики и раздачи добычи внутри племенного союза. Последнее могло быть достигнуто с помощью удачных войн, что вряд ли было возможно при могуществе соседней Ногайской Орды и без помощи походов в Приуральскую часть России. Северные угорские княжества подвергались разорению, что отразилось и в фольклоре, но не были слишком богаты и не могли обеспечить достаточной добычей всех (8, с.98). Очевидно, что для них способ повышения статуса оставался единственный: обоснование достойной генеалогии, дававшей право на самостоятельную политическую власть, по возможности совместив его с обращением к некоему образцу.

Именно сложности внутреннего управления приводили к поиску иных способов легитимации своей власти. Относительно удачными в этом направлении можно считать попытки Тайбугидов сфальсифицировать генеалогию. По крайней мере, население Тайбугина юрта в нее поверила, что и отразилось позднее в материалах татарских легенд, возможно легших в основу сибирских летописей. На наш взгляд, фальсификация основывалась на устных народных преданиях, сохранивших реальные события степной истории XII-XIIIвв., описанных нами выше, и включала в себя несколько уровней, на первом из которых основное значение имела фигура предка-основателя рода, который, кстати, единственный в династии упоминается с титулом хана. Обратим внимание на то, что эта генеалогия дошла до нас только в русских источниках, где впервые Тайбугиды упоминаются в связи с посольством князя Едигера в Москву в 1555 г.

Г.Ф. Миллер пишет: «На реке Ишиме … жил много лет тому назад один татарский князь или хан ногайского происхождения по имени Он, которому были подчинены не только живущие по Иртышу, Тоболу и Туре татары, но и окрестные вогулы и остяки. Против него восстал один из его подданных по имени Чинги, лишил своего государя жизни и был признан вместо него ханом всеми татарскими родами той страны». Сын убитого хана Тайбуга спасся, а в дальнейшем получил от Чинги покровительство и собственный двор на реке Туре (39, с.189). Интересно, что в целом эта версия совпадает с принятой в русских, грузинских и армянских летописях XIII-XV веков, по которым Чингис считался лишь «генералом», поднявшим бунт (14, с.28). Чрезвычайно схожая легенда излагается Роджером Бэконом в «Великом сочинении» XIII века. Он пишет, что найманского царя и несторианского пресвитера Иоанна, часто встречающегося в европейских документах этого времени, был брат Унк. Он господствовал в г.Каракорум и пытался захватить «земли моалов». Когда Иоанн умер, то его брат стал именоваться Унк-хамом. «Среди моалов… был некий кузнец Цингис, который похищал и уводил скот этого Унк-хама». Он объединил вокруг себя всех монгол (моал в источнике), разбил хама, «и взял дочь Унка, и отдал ее сыну своему в жены», а после этого стал величаться Цингис-хам. У сына вскоре родился сын, которого назвали Мэнгу, и он стал наследником Цингиса (4, с.216-217). В целом схожесть приведенной легенды во многих регионах говорит о том, что Тайбугиды здесь вполне могли опираться на схожих версиях событий пришествия Темуджина к власти.

Исходя из подобной легенды, Тайбугиды обладали не только не менее древними правами на власть над данной территорией по-своему происхождения, но даже имели преимущество над потомками Чингиса. Сам Чингис признавался разбойников, выступившим против своего хана, то есть узурпатором власти. В таком отношении борьба Тайбугидов могла быть признана восстановлением утраченных прав.

Если откинуть такие модернизации как ногайское происхождение хана и изменение территории, то в монгольской истории известно чрезвычайно похожее на приведенную легенду событие. В 1170х гг. Темуджин обратился за помощью к кераитскому хану Тогрулу, который когда-то был другом и покровителем его отца Есугая, а также часто использовал военную силу монголов в своих интересах. Тогрул-хан признал себя названным отцом Темуджина и обещал ему помощь, то есть Темуджин был, по сути, в вассальных отношениях с Тогрул-ханом. В дальнейшем они неоднократно вместе выступали против врагов, в частности за совместную помощь цзиньскому правительству против татар Тогрул получил титул Ван-хана, под которым и известен в дальнейшем. Однако вскоре после этого союзники поссорились, в 1203 году армия Ван-хана (Он-хана по «Сборнику летописей» Рашид ад-Дина) была разбита войсками, получившего к тому времени признанный многими татарскими племенами титул Чингиз-хана Темуджином. Ван-хан бежал и был убит (11, с.214).

Атрибутация Он-сом хана и Ван-хана уже рассматривалась в литературе (Г.Ф. Миллер, Л.Н. Гумилев, С.В. Бахрушин, В.Д. Пузанов). Однако при этом никем, кроме В.Д. Пузанова и Аллена Франка, не поднимался вопрос: в чем был смысл привлечения настолько далеких событий в собственную шеджере (52, с.72-73; 64, p.20). Приведенные сюжеты настолько схожи, что напрашивается вывод, что Тайбугиды специально заимствовали данные события для обоснования своих прав на власть в Сибири. Скорее всего, само родство с Ван-ханом для Тайбугидов было полностью фиктивным. Причем, судя по всему, подобные легенды были широко распространены в степи и должны были быть знакомы, например, найманам или уйгурам, которые составляли часть населения южной лесостепи Западной Сибири. Напомним, что в самой Чимги-Туре еще при Абу-л-Хайр-хане находились потомки людей из непосредственного окружения Ван-хана кераитского. Некоторые исследователи предполагали, что сибирские татары могли адаптировать эту легенду под влиянием казахских племен, среди которых выделялся род кереитов (64, p.8).

Однако приведенная здесь фальсификация несколько сложнее по своей структуре и отнюдь не прямолинейна. В качестве дополнительной версии в тех же легендах говорилось о том, что сам Чингис-хан «воздал ему (то есть Тайбуге. – Д.М.) почести. Он получил от Чингиса войско и захватил много чуди по Иртышу и Оби» (55, с.47). Суть в том, что в этой части информация говорит о том, что сам основатель Монгольской империи дал права на управления сибирскими землями Тайбуге, то есть идет обращение к чингизидской традиции в степной идеологии. Любопытно, что в Есиповской редакции, которую исследователи считают одним из ранних вариантов сибирских летописей, говорится о том, что по возвращению Тайбуги из сибирского похода Чингис не только доверил ему земли в управление, но «и дщерь свою даде за него в жену». В результате Тайбуга становился гургеном, то есть членом ханского рода по женской линии. Далее следует еще более любопытная фраза: «и царь Чингис умер бездетне, только имел единую дщерь. И по смерти своей цар приказал все свое имение зятю и дочери» (55, с.118). Тем самым еще раз идет отсылка к тому, что земля эта была завещана Тайбугидам по указу Чингис-хана, причем в данном случае подразумевается, что это был его единственный родственник по мужской линии.

Весьма любопытно было бы сравнить эти материалы с еще одной легендой, согласно которой в Сибири около 1523-1524 гг. действовала бухарская мусульманская религиозная миссия, в результате которой местное население подняло восстание и ушло в верховья Иртыша. Не менее любопытно, что вторую такую миссию возглавил некий Тай-буга-бий, который был сыном бухарского хана (15, с.40-41). Отношение к этому сообщению двойственное, в частности по тому, что большая часть информации не поддается проверке каким-либо среднеазиатским источником. В тоже время в рамках нашей версии о специальной фальсификации генеалогии сибирского княжеского рода она могла бы рассматриваться в качестве третьего уровня, где местные идеологи обращаются уже к исламским традициям. Кстати говоря, здесь мы вновь, как и в отношении Ходжи, находим упоминание бухарского хана. Нам кажется, что сюжет о связях Бухары и Тайбугидов еще не нашел своего исследователя и не все в нем объяснено на должном уровне, особняком здесь стоит информация о воспитании последнего представителя сибирской княжеской династии Сейдяка также в Бухаре, в доме некоего сейида.

Таким образом, на наш взгляд, упоминание в качестве основателей династии Он-сом-хана и Тайбуги несло под собой не реальные знания генеалогии, а было идеологической попыткой различными способами обосновать законность власти сибирских князей, пришедших к власти в качестве законного хана, в Искере. Предложенная схема может казаться чрезвычайно громоздкой, однако в большинстве известных нам случаях руководители средневековых политий стремились подобрать как можно больше аргументов в подобных случаях, даже несколько перенасытив создававшиеся по их заказу хроники (подробнее см.: 31).  

В целом, еще раз отметим, что нет резона искать какие-либо потерянные поколения между основателями династии Он-Сом-ханом и Тайбугой и реальными политическими деятелями второй половины XVвека, вставшими во главе Сибирского княжества. Обратим внимание на тот факт, что Тайбугиды были не одиноки в своих начинаниях. Фактически в тоже время (около 1480 г.) архиепископ Вассиан пишет послание Ивану III, в котором объявляет хана Большой Орды Ахмата самозваным царем, но не по причине его самозванства (как это можно было делать, например, с фигурой темника Мамая), а по причине не царского рода самого Бату и его деда Чингис-хана. В данном случае в ханском достоинстве отказывают всем Чингизидам (9, с.146-147). Не даром же и в «Сибирских летописях» Чингис чаще всего упоминается без своего ханского титула. В целом мы сталкиваемся с блоком весьма схожих представлений, распространенных в идеологии ряда народов Евразии. В завершение этой темы отметим, что и европейские правители не чуждались иметь в арсенале своих методов борьбы за власть значимых для страны предков (например, Александр Македонский возводил род к Гераклу, а Генрих Тюдор – к королю Артуру) (2, с.109; 41, с.139). Один из исследователей проблем генеалогии средневековых династий пишет, что мотив пришествия правящей династии извне особо подчеркивало их «инаковость» и становилось одной из основ и оправданий их власти (53, с.56).

Однако вернемся к историческому контексту рассматриваемых событий. В целом для конца XV-начала XVIв. можно говорить о существовании в Сибири одновременно двух политий: Тюменского ханства Шибанидов и Сибирского (Искерского) княжества Тайбугидов. Д.М.Исхаков в этом отношении высказывает вполне разумные сомнения в том, что до событий 1505-1511 гг. последнее объединение могло быть полностью независимым (19, с.20).

По всей видимости, княжество представляло собой непрочный конгломерат владений татарской и угорской знати типа сложного вождества. Хотя у нас нет данных об его административном устройстве, можно предположить, что оно мало отличалось от традиционного для постзолотоордынских государств пути. Скорее всего, Мамету как верховному правителю была подчинена сравнительно небольшая территория по верхнему Тоболу и Иртышу, где позднее обитал т.н. «Тайбугин юрт» (58, с.325). В целом княжество состояло из отдельных улусов беков и мирз, где власть князя - Тайбугида была сравнительно невелика. Причем их улусы часто были гораздо более значительными и сильными, чем самого князя, что могло привести к внутренней независимости подобных территорий. Такая ситуация, как будет видно далее, сохранялось и при Кучум-хане. При этом нельзя забывать, что население улуса было полиэтничным, и, скорее всего, бывшие вожди племен сохраняли свои территории, находясь лишь в формальной зависимости от столицы и делегируя Тайбугидам право внешнеполитической деятельности, о которой нам почти ничего не известно.

Коренным отличием, на наш взгляд, было не столько само устройство княжества, сколько более низкий, в сравнение со временем Шибанидов, статус его верховного владетеля, что потенциально несло в себе угрозу раскола. В этом отношении напомним, что даже Абу-л-хайр-хан не сумел подчинить племенную элиту, а он принадлежал к Чингизидам, чей авторитет был непререкаем в большинстве государств евразийских степей того времени. Тайбугиды не имели ни материального, ни духовного инструмента подавления, хотя и пытались разработать рассмотренную выше единую идеологию. При этом среди смешанного угорского и татарского населения княжества сохраняются традиции строительства городищ и крепостей, каждая из которых становилась оплотом «вождей» различного уровня, могущих противодействовать политике «центра». Их реальное объединение было возможно лишь при благоприятной внешней обстановке и удачливой политике князей. Все эти внутренние условия, сформировавшиеся при Тайбугидах, оказали позднее значительное влияние на степень устойчивости Сибирского ханства Кучума перед внешней опасностью.

Несмотря на все эти замечания, Тайбугиды не только сумели закрепить за собой престол, но и в течение почти пятидесяти лет передавать власть внутри своего рода. “По князе же Мамете княжил Ябалаков сын Агиш. По нем же Маметов сын Казым. По нем Казымовы дети Едигер, Бекбулат” (55, с.48). В Лихачевской редакции летописей имеется сообщение о том, что Казыма убили собственные близкие люди, его дети сумели отомстить, разорили улусы убийц и стали править всеми (55, с.119). Причем очень часто эта информация игнорируется, а ведь она является важным свидетельством значительной внутренней нестабильности внутри Сибирского княжества. Убийство князя Казыма было проявлением недовольства в той форме, которая в государствах Чингизидов осуществлялась, как правило, при участии равного по происхождению претендента, подчеркивало особенности статуса владетеля, его зависимость от местной аристократии и возможность появления противоборствующей партии при складывании удобной для этого ситуации. Жесткая политика сыновей Казыма позволила Тайбугидам сохранить свою власть.

Почти все время своего правления Тайбугиды пытались укрепить свое положение, как во внешней политике, так и внутри улуса (особенно после истории с князем Казымом). Низкий политический статус княжества не позволял им проводить полноправные политические переговоры с такими соседями, как Казанское и Казахские ханства или Шибанидской Бухаре. Более близкая в этом отношении Ногайская Орда имела в Сибири свои интересы, особенно активно поддерживаемые в период сохранения власти Шибанидов в Чимги-Туре, да и в дальнейшем считая данный юрт своим. В период правления ближайших наследников «ногайского царя» Ибак-хана именно они были проводниками ногайских интересов в Сибири, только после провала их политики у лидеров Ногайской Орды появляется интерес к расширению контактов с Тайбугидами. Скорее всего, первой время они ограничивались торговыми связями (58, с.208).

На наш взгляд, особое внимание в истории западносибирской лесостепи этого периода следует обратить на роль Ногайской Орды, что связано как с их постоянным контактом с тюменскими ханами, так и с прямым владением частью земли в упомянутом регионе. При этом обратим внимание, что, несмотря на военные силы ногаев, они вплоть до известных событий середины 1550-х гг. не стремились ликвидировать независимость Сибирского княжества. Косвенно это свидетельствует о незначительной роли данного объединения и отказ от его восприятия в качестве конкурентоспособного относительно ногаев и связанных с ними Шибанидов.

Несомненно, то, что длительное время внешняя политика ногаев была ориентирована на противодействие русскому влиянию в степи и удержание своей сферы влияния, в которую входила и Казань. Конечно, в этом отношении и на тот момент Сибирское княжество, значительно удаленное в северные леса, представляло малопривлекательную цель. К сожалению, нам достаточно мало известно о деятельности Шибанидов после провала Мамук-хана в Казани.

Однако источники сообщают, что в 1499 был совершен еще один неудачный поход из Тюменского ханства на Казань во главе с младшим братом Ибак-хана и Мамук-хана Агалаком-царевичем. Среди лидеров похода также называют ногайских биев Мусу и Ямгурчи (58, с.137), а также «князя казанских князей» Урака (26, с.15). Продержав три недели город в осаде и опасаясь русской армии, ногаи и тюменские татары были вынуждены отступить (49, т.12, с.249-250). По мнению А.Г. Нестерова, в ответ на это нападение был организован уже упомянутый выше русский поход в Югру 1499 г., после которого угорские княжества разрывают вассальные отношения с Шибанидами (42, с.15). Любопытно, что в среднеазиатских источниках Агалак, как и его старшие братья Ибак и Мамук, упоминается с титулом хана, что было возможно лишь при наличии улуса. Хотя мы не знаем этого точно, но с определенной долей вероятности можно утверждать, что в качестве такого продолжали рассматриваться земли улуса Ибак-хана (38, с.350). При этом данный титул видимо не признавался русскими дипломатами, поскольку Агалак в посольских документах именуется только царевичем и, скорее всего, проживает на территории Ногайской Орды (50, с.54). Хотя даже в этом комплексе документов иногда встречаются весьма примечательные оговорки, так, например, племянник Агалака Аккурт в одном из писем 1505 г. именует его царем (50, с.72). После провала очередного казанского похода ногайские лидеры в 1502 г. заключают договор с Москвой о ненападении на Казань (58, с.138).

Теперь уже Казань для Шибанидов становится практически недосягаемой целью. Особенно ярко это видно из переписки племянника Агалака салтана Аккурта с Василием III, которая датируется периодом между 1505-1508 гг., однако отдельные фразы дают понять, что некоторые темы, характерные для нее, затрагивалась и в грамотах к Ивану III, когда Агалак и Аккурт обращались в Москву вместе. Интересно то, что в рассатриваемые нами момент подобных грамот самого Агалака либо не было, либо они не сохранились, а ведь, учитывая его старшинство и более значительный статус, переписку должен был вести именно он. Складывается впечатление, что в это время самого Агалака в живых уже не было, по этой причине и в ответных письмах Василий обращается только к Аккурту. Все письма приходят из Ногайской Орды вместе с подобными документами от мирз и беков. Аккурт в начале предлагает свою и упоминает о дядиной дружбе с Москвой, а также говорит о своем личном желании выехать на московскую службу, что предвещает будущую судьбу ряда представителей сибирских Шибанидов. На это Василий отвечает, чтобы тот «к нам поехал не мотчаа, а мы ему место в своей земле дадим и истому его подоимем». Причем в продолжение к этому Великий князь дает согласие на то, чтобы отпустить неких попавших к нему в руки людей Аккурта. К сожалению, у нас нет данных о том, как люди тюменского салтана оказались в плену в Москве. В дальнейших письмах, написанных в 1506-1507 гг., появляется сюжет об отказе Аккурту в Казанском юрте, который якобы был ранее обещан. Поэтому царевич пишет, что он согласен «коли пожалуешь ис тех, из двух юртов меня». Однако, несмотря на фактическое согласие Москвы, Аккурту выехать из Ногаев не удалось из-за начала «межи князя и мурз заворошни», в результате в Москву был отправлен его сын Ак-Девлет (скорее всего, около 1507/8 гг.). Из позднейшего ответа Василия можно понять, что под «двумя юртами» Аккурт имел в виду либо вновь Казань, либо Мещерский городок (т.е. Касимовское ханство), также обсуждался вопрос о выделении «Андреева городка каменного» (50, с.54-56, 59, 72-77). Однако все эти владения были уже разделены среди союзников московского князя, и по этой причине переписка прервалась. Таким образом, что еще в начале XVI века мечта получить Казанский престол была велика среди Шибанидов, но исполнить они ее могли только при условии получения в качестве держания от Москвы, что подчеркивало изменение расстановки сил в степях. Частично это было воплощено в 1542 г. внуком Аккурта царевичем Ших-Алеем Шибанским, который за помощь Ивану IVпротив крымского хана получил титул хана Касимовского (26, с.41-47).

Скорее всего, уже в 1505 г. на престол Сибирского ханства в Чимги-Туре взошел Кутлук-хан, старший сын Ибак-хана (5, с.231). Тесная привязка большинства событий в Ногайской Орде и Сибири позволяет нам предположить, что ханским юртом в рамках Ногайской Орды оставалась Тюмень. Сомнительно чтобы при живом Агалак-хане там одновременно мог править кто-либо еще из его родственников. По этой причине мы предлагаем датировать воцарение Кутлука указанным годом. Летописец пишет, что «Лета 7014 пришед из Тюмени на Великую Пермь ратью сибирский царь Кулуг Салтан и без вести приступиша» (6, с.264). Организованный им поход в Приуралье в 1505-6 гг. к значительным результатам не привел (45, с.82; 43, с.57). В результате этого сибирские Шибаниды и поддерживающие их племена начинают уходить к родственникам в среде среднеазиатских узбеков или в ногайский Западный Казахстан (44, с.206). По некоторым предположениям они полностью утрачивают свои сибирские владения (59, с.140), хотя В.В. Похлебкин и предполагает правление Кутлук-хана в Сибири вплоть до 1530 г. (51, с.152). На самом деле, рассматривая этот вопрос, необходимо более подробно остановиться на роли ногайского фактора в становлении сибирских объединений, в частности возможность перехода здесь фактической власти от утративших авторитет Шибанидов к ногайским бекам, а не к Тайбугидам.

Все указанные нами события происходили на фоне значительных изменений в соседних казахстанских степях. В 1499-1500 гг. под руководством Шейбани-хана и его брата сформировалась большая армия, включившая в свой состав часть ногаев и тюменских татар. В результате они начали восстанавливать государство их деда Абу-л-хайр-хана в Средней Азии (38, с.49; 12, с.120), что совпало с очередными междоусобицами Тимуридов и привело к падению столицы их государства в 1501 году. Однако сформировавшееся среднеазиатское объединение Шейбанидов оказалось раздроблено на многочисленные улусы родственников и племенных вождей, что отнюдь не способствовало его усилению (12, с.120). Поход Шейбани-хана стал только началом длительной череды войн за Среднюю Азию, в результате которых она была подчинена различным ветвям Шибанидов.

К началу XVI века мангыты находились в состоянии кризиса, немаловажной причиной которого, как и во всех кочевых государствах, было непомерное разрастание правящей фамилии. Способствовали усилению кризиса неудачи во внешней политике, особенно против усиливающейся Москвы, на фоне успехов Шейбани-хана. Политика возведения подставных ханов была непопулярна, поскольку сами фигуры были весьма незначительны. Помимо того, начинала сказываться неустойчивость климата с большими половодьями, с одной стороны, и новой степной засухой, с другой, которая привела к наступлению пустынь (23, с.318). Все это подрывало хозяйственную основу кочевых государств, оказывающихся неспособными к сопротивлению оседлым соседям, особенно учитывая начавшиеся изменения в военном деле и массовое использование огнестрельного оружия. Уже в 1503-1504 гг. Ямгурчи-бий вместе с другими представителями ногайской знати обращались к русскому царю с просьбами о дружбе и союзе, называя при этом Ивана «дядей», что подчеркивало приниженный статус ногаев по отношению к Москве (см.например, 47, с.503, 536-538).

Немаловажную роль в степных изменениях и связанных с ними кризисом Тюменского юрта сыграли события 1510-1511 гг. В 1510 г. был разбит Шейбани-хан, а спустя год новая волна кочевников Дешта, сплоченных Шибанидами из числа детей Буреке-султана б. Едигер-хана Ильбарс-султаном и Бильбарс-султаном, захлестывает Среднюю Азию. Число ушедших узбеков было очень значительным, в их числе и большая часть тюменских шибанских татар (25, с.210-211). Именно те среднеазиатские объединения, которые появились после завоеваний Ильбарса и Бильбарса, стали в дальнейшем основой для образования Бухарского и Хивинского ханств Шибанидов. При этом потомки Абу-л-Хайр-хана в основном правили в первом, а Едигера – во втором.

Последние поражения тюменских ханов в Казани и Приуралье не позволяли им удержать под своей властью значительные по силам улусы. Резонно предположить, что уход значительных масс номадов не мог не ослабить власть тюменских ханов и соответственно развязать руки Тайбугидам. В тот же период ногаи потерпели поражение от крымцев и казахов, что также привело к утере части восточных владений и ослаблению влияния в северных делах (18, с.42). Считается, что в период 1512-1520 гг. казахи включила в состав территории своего ханства все земли вплоть до Урала. Сомнительно, что с учетом казахской опасности и ухода ногаев Кутлук-хан мог удержать земли в Тюменском юрте. По всей видимости, на этот период линия наследственности ханов здесь прервалась, что не означало перехода земель под власть Тайбугидов.

Только к 1520-м гг. ногаям, пережившим внутренний кризис и внешнюю экспансию крымских и казахских войск, удалось вновь стать хаканами Дешта. Этому благоприятствовали внутренние неурядицы в казахском ханстве после смерти Касыма и начало формирования антиказахского узбекско-могульско-ногайский союз (18, с.44-48; 24, с.280). Хотя, как видно из документов, конфликт с казахами еще будет продолжаться в 1530-е гг. (32, с.245). Для этого периода практически полностью отсутствует информация о положении дел в Сибири, особенно если не брать в расчет отдельные слухи, попавшие в записки и доклады иностранных послов и купцов. Большинство из них передавались посредством русских дипломатов, которые иногда специально смещали акценты, а иногда просто не знали о каких-либо изменениях. Ведь фактически после поражения Кутлук-хана сибирские дела перестают упоминаться в русских летописях и, скорее всего, традиции русско-сибирских переговоров оказались прерваны.

Одним из первых подобная информация стала доступна Альберту Кампензе, который в письме к папе Клименту VII указывает: «За Печоранами и Вогуличами, по берегу Северного Океана, живут другие Скифские племена, как то: Югры, Карелы, Башкиры и Черемисы. Все они находятся под властью Московитян, но доселе еще коснеют в идолопоклонстве» (20, электронный вариант). Можно предположить, что на самом деле он указывает не реальную ситуацию, а ту, что сложилась после похода 1499 г., и которая была пересказана автору с учетом требований и желаний русских дипломатов. Здесь особенно любопытно упоминание зауральских башкир, которые якобы находятся в русском подданстве, что представляет явное искажение реальной ситуации. Большая часть башкирских кочевий была расположена на территории Ногайской Орды, как это будет видно из дальнейших событий.

Практически в то же время (около 1525 г.) Москву посетил еще один папский посол – Павел Иовий, часть данных которого было скомпилирована позднее Марко Фоскарино (1537 г.). Иовий пишет: «Далее на Север от Казани живут Шибанские Татары (Sciabani), сильные по своему многолюдству и обширным стадам», но среди русских данников указывают только югру и вогулов (17, электронный вариант; 60, электронный вариант). Присутствие здесь в качестве этнонима «шибанских татар» говорит в пользу сохранения в Сибири отдельных улусов, связанных с ханской династией. Причем недаром отмечается, что эти народа сильны. Одновременно с этим отсутствует какое-либо упоминание Сибирского княжества, что говорит о его расположении еще дальше на север, за пределами досягаемости русской политики.

Однако наиболее полная информация на этот счет содержится у дипломата на службе Габсбургов Сигизмунда Герберштейна, посетившего Россию дважды в 1517 и 1526 гг. С одной стороны, две поездки позволили ему собрать более объективную информацию, хотя и полученную в основном из рук русских администраторов. Но при этом мы не знаем, отражает ли тот или иное сообщению ситуацию характерную или сложившуюся на конкретный год. Как и некоторые иные авторы, Герберштейн отделяет Тюмень от Сибири.

Относительно первой он пишет: “… Тюмень, которой владеют князья угорские, платящие, как говорят, дань великому князю” (7, с.157). Однако в то же время он делает замечание, что государь царства Тюмень татарин и “…он не так давно причинил большой ущерб Московиту, то весьма вероятно, что эти племена, будучи ему соседями, скорее ему и подчиняются” (7, с.161). Возможно, под последней информацией следует понимать отголоски приуральского набега Кутлук-хана, поскольку сомнительно, что спустя столь продолжительный промежуток времени был смысл вспоминать «казанские дела». Столь противоречивые точки зрения могут трактоваться двояко: либо следует допустить, что информаторы Герберштейна сами не владели достоверной информацией, либо Тюмень на протяжении некоторого времени переходила из рук в руки. В последнем случае первое сообщение, скорее всего, связано с последним приездом Герберштейна в Россию. В пользу этого свидетельствует сообщение, пришедшее в Москву в 1536 г., о том, что ногайский мирза Шейх-Мамай «детей отпущает к Асай-мырзе, да Кан-мурзу Туру воевать» (50, с.155).

Далее рассматриваемый автор уточняет: “Область Сибирь … не знаю достоверно, есть ли там какие-либо крепости и города. В ней начинается река Яик… Говорят, что эта страна пустынна вследствие близости татар, а если где и обитаема, то там правит татарин Ших-Мамай” (7, с.164). При этом территория Ногайской Орды была разделена между тремя братьями, из них Шидак (Саид-Ахмед) владел городом Сарайчиком и страной, прилегающей к реке Яик, а Ших-Мамай, третий брат, частью Сибирской области и всей окрест лежащей землей (7, с.179). При этом Сибирь была населена тюменскими, шейбанскими и кайсацкими татарами, первые жили в лесах и не составляли более десяти тысяч (7, с.181). В этническом плане значительную часть населения Южного Зауралья до Тобола составляли также различные группы башкир (29, с.280), подчиненные ногаям. Можно предположить, что в период 1520-х гг. власть над Сибирью в ее средневековом понимании переходит к ногаям в лице одного из лидеров Орды Шейх-Мамая, при этом Тюмень была утеряна, хотя в лесостепи сохранилось значительное количество лояльных к ханской власти людей. Скорее всего, последним ханом там был Кутлук, который правил не позднее 1510 г. Отметим, что утеря Шибанидами власти в этих местах была связана как с уходом большинства лидеров в более перспективную в этом отношении Среднюю Азию, так и, видимо, с отсутствием должных талантов у потомков Ибак-хана. Нельзя при этом забывать того, что ногайский бек Шейх-Мамай в некотором отношении является родственником тюменской правящей династии по женской линии, поскольку был сыном дочери Ибака от ногайского бия Мусы (58, с.145). При отсутствии иных сильных наследников подобное родство могло рассматриваться как основа для прав на территорию юрта, с чем связаны и попытки вернуть Чимги-Туру.  

Таким образом, большая часть исследуемой территории, несмотря на поражения наследников Ибак-хана, оказалась не в руках Тайбугидов, а перешло к их бывшим союзникам из числа ногаев. Лишь на самом севере было Сибирское княжество Тайбугидов, в этой связи сомнительно, чтобы в его состав включались полностью территории Тюмени, Барабы, Зауралья и Северного Казахстана (13, с.48), которые были разделены между ногаями и казахами. Несомненно, что Тайбугиды могли бороться за это, особенно при Едигере и Бекбулате, но не обладали реальными силами для удержания столь многочисленных земель. В этой связи тем более следует учитывать информацию из письма Сеид-Ахмата 1536 г.: «княжое слово неправому верою Ивану … Слава Богу, Темир Кутлуевы царевы дети нам повинилися, Иваков царев сын (кто здесь имеется в виду не ясно, возможно – Кутлук б. Ибак, - Д.М.) и тот нам повинился со всеми своими товарищами и слугами. Казатцкий царь Хозя Махмет царь с пятьюнатцатью сыньми у нас живет» (50, с.130-131).

Очевидно, что Тюмень, несмотря на устремления Тайбугидов, так и оставалась независимой, даже после ухода отсюда ханов. Так, в середине XVIвека к власти в Казани приходят Гиреи, пользовавшиеся поддержкой турецкого султана. В результате они начинают угрожать Москве и в этом их поддерживают тюменские князья (49, т.13, с.202). В 1547 году казанский хан Сафа-Гирей склонил некоего «сибирского салтана» к союзу и тот совершил набег на Пермь Великую (40, электронный вариант). В силу дальнейших событий, а также чувствительности источников того времени к титулатуре, невозможно говорить об участии в этой политики сибирских князей. Можно предположить, что под «сибирским салтаном» имеется в виду кто-то из Шибанидов, а последующие события свидетельствуют в пользу интерпретации его как сына Мамука Муртазы.

Забегая вперед, отметим, что личность Муртазы незаслуженно забыта в истории Сибирского ханства. В большинстве источников и позднейших исследованиях он упоминается лишь в качестве отца последнего сибирского хана Кучума. В тоже время Ч.Ч.Валиханов со ссылкой на «Джами ат-таварих» указывает, что Муртаза действительно был независимым ханом (5, с.231). У исследователей относительно правления Муртазы также не сложилось однозначной точки зрения. Так, например, М.Абдиров считает, что Муртаза правил в Сибири, в частности в Чимги-Туре, до Кучума, откуда ушел в хадж в Мекку, по возвращению из которого остался в Бухаре (1, с.40). Г. Файзрахманов указывает, что Муртаза, признанный в Бухаре, стал ханом в Кызыл-Туре (59, с.142). Можно предположить, что некоторое основание первое сообщение находит в одном из документов русско-ногайской переписки, который имеет неоднозначную трактовку в связи с уже указанной нечеткой дифференциации Тюмени в Сибири и на Тереке. В упомянутом письме, датируемом еще 1515 г., говорится: «… и в Тюмени Муртоза царь да и тюменские салтаны Хозяка посадили на царство… А говорил им Муртоза то, что он стар, держати ему царство не мочно, а за них хочет бога молить» (48, с.145). Однако, исходя из контекста письма, в частности упоминания Тюмени вместе с Крымским ханством, в данном случае можно предположить, что речь идет о Тюмени на Тереке и правлении там потомков Ахмад-хана, одного из которых звали Муртаза. В прочем, в преданиях сибирских татар также говорится о том, что Муртаза владел уделом на территории Бухарского ханства (39, с. 196), хотя мы не знаем, когда именно он там оказался. Резонно предположить, что в 1530-1540-е гг. Муртаза находился в Ногайской орде у своих родственников, и мог, в частности, рассматриваться как «сибирский салтан», каковым являлся по происхождению (35, с.56-57).

Недаром именно в это время дворе Шейх-Мамая воспитывались сибирские султаны Ахмед-Гирей и Кучум, сыновья Муртазы, а также казахский царевич Хакк-Назар б. Касим (с конца 1530-х гг. казахский хан). Причем, на основании фольклорных данных, существует предположение, что старшей женой Шейх-Мамая была дочь бывшего завоевателя Ногайской Орды казахского хана Касима (58, с.199). Сам ногайский лидер руководствовался здесь вполне прагматичными соображениями. В частности, можно предположить, что он хотел посадить в соседних ханствах лояльных правителей и одновременно с этим заручиться их поддержкой в получении беклярибекства от одного из Чингизидов, тем самым укрепив свой авторитет не только в рамках своего улуса, но и во всей орде. В любом случае не рубеже 1530-1540-х гг. в результате переворота Шейх-Мамай стал бием Ногайской орды, хотя его власть не всеми признавалась (58, 199-201). Причем за это звание он боролся с середины 1530-х гг., о чем неоднократно сообщается в русско-ногайской переписке (32, с.276, 286). Все три упомянутых выше царевича были в разное время наместниками Башкирии, власть их распространялась, в том числе, и на Южное Зауралье, что могло, в частности, рассматриваться в качестве своеобразной политической подготовкой (58, с.210). Память об их власти над этим регионом сохранялась еще длительное время. Так, в 1709 г. в отписке казанского губернатора П.М.Апраксина мы встречаем упоминание спора башкир с прибыльщиками о налогах. В ходе него башкиры ссылались на то, что «деды и отцы нынешнего государя обещали сохранить ясак и веру башкир как то было при тобольском Кучуме царе и казанском Шигалее царе», в подданстве которых они находились до прихода русских. В другом месте этого же документа говорится о том, что Уфа входила в юрт Гарая царя, который упоминается опять же вместе с Шигалеем (37, с.259, 265). Относительно датировки их правления можно предположить, что она синхронная последнему восхождению на казанский престол хана Ших-Алея в начале 1550-х гг., да и в более позднее время эта территория уже вошла в состав Русского государства.  

По сути, возвращение Муртазы, Ахмед-Гирея и Кучума в качестве ногайских ставленников означало начало реставрации власти ханской династии в Сибири, единственный действительный перерыв во власти которой относится к малоисследованным 1510-м годам. Ведь и выделенные им башкирские улусы, по сути, частично располагались на той же территории, где правили их деды Ибак-хан и Мамук-хан. Тем самым конфликт Сибирских Шибанидов с Тайбугидами был предрешен, как и дальнейшая реставрация ханства на территории лесостепи Западной Сибири. Для этого должны были созреть только внешнеполитические условия, выразившиеся в частности в усилении московского влияния на степные объединения, наследники Золотой Орды. Одновременно с этим те же события предопределили и дальнейшее нагнетание конфликта между Сибирским ханством Кучума и Российским государством, что, как известно, привело к падению первого и началу процесса колонизации Западной Сибири русскими (36, с.62-65). Ведь недаром первым шагом к этому стало обращение последнего сибирского князя Едигера к московскому царю Ивану IVв 1555 году с целью получить возможную поддержку против Шибанидов.

Список использованной литературы

1. Абдиров М. Хан Кучум: известный и неизвестный. Алматы, 1996.
2. Барг М.А. Шекспир и история. М., 1979.
3. Бояршинова З.Я., Степанов Н.Н. Западная Сибирь в XIII-XVI вв. // История Сибири. Т.1. Л., 1968.
4. Бэкон Р. Великое сочинение // Матузова В.И. Английские средневековые источники IX-XIIIв. Тексты, перевод, комментарии. М., 1979.
5. Валиханов Ч.Ч. Извлечения из Джами ат-таварих. Сборник летописей // Собрание сочинений. Т.1. Алма-Ата, 1984.
6. Вычегодско-Вымская летопись // Историко-филологический сборник. Вып.4. Сыктывкар, 1958.
7. Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1998.
8. Головнев В.А. Говорящие культуры. Традиции самодийцев и угров. Екатеринбург, 1995.
9. Горский А.А. «Всего еси исполнена земля русская…». Личность и ментальность русского средневековья. Очерки. М., 2001.
10. Грамота царя Федора Иоанновича к сибирскому царю Кучуму о прекращении его преследования и о позволении ему приехать в Россию для получения замены за потерянное Сибирское царство (1597 г. мая 20) // Тобольский хронограф. Вып. 2. Екатеринбург, 1998.
11. Гумилев Л.Н. История вымышленного царства. М., 1994.
12. Давидович Е.А. Средняя Азия при Шейбанидах (XIV в.) // История Востока. Т.III. Восток на рубеже средневековья и нового времени. М., 1999.
13. Демин М.А. Коренные народы Сибири в ранней русской историографии. СПб.-Барнаул, 1995.
14. Дмитриев С.В. Версии коронации Чингис-хана с точки зрения политической логики. II. Ван-хан // Mongolica – IV. СПб., 1998.
15. Дмитриева Л.В., Муратов С.Н. Описание тюркских рукописей Института востоковедения. Вып.2. М., 1975.
16. Зыков А.П. Городище Искер: исторические мифы и археологические реалии // Сибирские татары: Материалы I Сибирского симпозиума. Омск, 1998.
17. Иовий П. Посольство от Василия Иоанновича в Клименту VII// http://www.vostlit.info
18. Исин А.И. Казахско-ногайское соперничество в первой половине XVIвека // Вопросы истории Казахстана в русской дворянско-буржуазной и современной историографии советологов. Алма-Ата, 1985.
19. Исхаков Д.М. Тюрко-татарские государства XV-XVIвв. Казань, 2004.
20. Кампензе А. Письмо к папе Клименту VIIо делах Московии // http://www.vostlit.info
21. Карнейро Р.Л. Было ли вождество сгустком идей? // Раннее государство, его альтернативы и аналоги: сборник статей / Под ред. Л.Е.Гринина и др. Волгоград, 2006.
22. Классен Х.Дж.М. Было ли неизбежным появление государства? //Раннее государство, его альтернативы и аналоги: Сборник статей / Под ред. Л.Е.Гринина и др. Волгоград, 2006.
23. Клиге Р.К., Данилов И.Д., Конищев В.Н. История гидросферы. М., 1998.
24. Кляшторный С.Г., Султанов Т.И. Казахстан. Летопись трех тысячелетий. Алма-Ата, 1992.
25. Кляшторный С.Г., Султанов Т.И. Государства и народы евразийских степей. Древность и средневековье. СПб., 2000.
26. Книга, глаголемая Летописец Федора Кирилловича Нормантского // Вестник Императорского московского общества истории и древностей Российских. Кн.5. М., 1850.
27. Козин С.А. Сокровенное сказание. Т.1. М.-Л., 1941.
28. Костюков В.П. Новые данные о религии и верованиях населения Южного Зауралья в первой половине II тыс. н.э. // Вопросы истории и археологии Западного Казахстана. Вып. 2. Уральск, 2003.
29. Кузеев Р.Г. К этнической истории башкир в конце 1 – начале 2 тыс. н.э. (опыт сравнительно-исторического анализа шежере, исторических преданий и легенд) // Археология и этнография Башкирии. Т.III. Уфа, 1968.
30. Кычанов Е.И. Жизнь Темучжина, думавшего покорить мир. Чингис-хан: личность и эпоха. М., 1995.
31. фон Кюгельген А. Легитимизация среднеазиатской династии мангитов в произведениях их историков (XVIII-XIX вв.). Алматы, 2004.
32. Летописец вкратце (из архива Московской коллегии иностранных дел) // Продолжение Древней российской вивилиофики. Ч. VII. СПб., 1791.
33. Марков С. Земной круг. Книга о землепроходцах и мореходах. М., 1976.
34. Маслюженко Д.Н. Сибирские Шибаниды в конце XV – первой половине XVI в. // Формирование и взаимодействие уральских народов в изменяющейся этнокультурной среде Евразии: проблемы изучения и историографии. Чтения памяти К.В.Сальникова. Уфа, 2007. С.288-296.
35. Маслюженко Д.Н. Сибирские Шибаниды в середине XVI в.: проблемы соправления на раннем этапе функционирования Сибирского ханства // Сулеймановские чтения. Материалы X Всероссийской научно-практической конференции. Тюмень, 2007.
36. Маслюженко Д.Н., Менщиков В.В. Этнополитические условия падения Сибирского ханства Кучума и начало освоения Сибири русскими // Вестник КГУ. № 3. Серия «Гуманитарные науки». Вып.1. Курган, 2005.
37. Материалы по истории Башкирской АССР. Ч.1.Башкирские восстания в XVIIи в первой половине XVIIIв. М.-Л., 1936.
38. Материалы по истории Казахских ханств XV-XVIII веков (извлечения из персидских и тюркских сочинений) / Сост. С.К. Ибрагимов и др. Алма-Ата, 1969.
39. Миллер Г.Ф. История Сибири. Т.1. М.-Л., 1937.
40. Миненко Н. Хождение за «Камень» // Родина, 2000. № 5 // http://www.istrodina.com/rodina.php3
41. Молчанов А.А. Персеиды – Гераклиды – Темениды: идея непрерывной династической легитимности в официальных родословных античных монархов // Восточная Европа в древности и средневековье. Вып. XIII. Генеалогия как форма исторической памяти. М., 2001.
42. Нестеров А.Г. Государства Шейбанидов и Тайбугидов в Западной Сибири в XIV-XVII вв.: археология и история. Автореф. дис. канд. ист. наук. М., 1988.
43. Нестеров А.Г. Формирование государственности у народов Урала и Западной Сибири: Искерское княжество Тайбугидов (XV-XVI вв.) // Этнокультурная история Урала XVI-XX вв. Материалы международной научной конференции. Екатеринбург, 1999.
44. Нестеров А.Г. Династия сибирских Шейбанидов // Тюркские народы: Материалы V Сибирского симпозиума «Культурное наследие народов Западной Сибири». Тобольск-Омск, 2002.
45. Оборин В.А. Заселение и освоение Урала в конце XI– начале XVIIвв. Иркутск, 1990.
46. Оксенов А. Сибирское царство до Ермака // Томские губернские ведомости. 1888. № 14.
47. Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымскою и Ногайскою ордами и с Турцией // Сборник Русского исторического общества. Т.41. СПб., 1884.
48. Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымом, Ногаями и Турцией. Т.2. 1508-1521 гг. //Сборник Русского исторического общества. Т.95. СПб., 1895.
49. Патриаршая или Никоновская летопись // Полное собрание русских летописей. Т.12, 13. М.: Наука, 1965.
50. Посольские книги по связям России с Ногайской Ордой 1489-1549 гг. Махачкала, 1995.
51. Похлебкин В.В. Татары и Русь. 360 лет отношений Руси с татарскими государствами в XIII-XVIвв. 1238-1598 (от битвы на р.Сить до покорения Сибири): Справочник. М., 2000.
52. Пузанов В.Д. Условия формирования военно-административной системы в Зауралье // Итоги и задачи регионального краеведения: Материалы Всероссийской конференции. Ч.1. Курган, 1997.
53. Пчелов Е.В. Генеалогия древнерусских князей IX– начала XIв. М., 2001.
54. Ру Ж.-П. Тамерлан. М., 2004.
55. Сибирские летописи. Ч.1. Группа есиповской летописи // ПСРЛ. Т.36. М., 1987.
56. Трепавлов В.В. Сибирско-ногайские отношения в XV-XVIIIвв. (основные этапы и закономерности) // Взаимоотношения народов России, Сибири и стран Востока: история и современность: Доклады IIмеждународной конференции. Кн.2. М.-Иркутск-Тэгу, 1997.
57. Трепавлов В.В. Генеалогические легенды в Дешт-и Кипчак XV-XVI вв. // Восточная Европа в древности и средневековье. Вып. XIII. Генеалогия как форма исторической памяти. М., 2001.
58. Трепавлов В.В. История Ногайской Орды. М., 2002.
59. Файзрахманов Г. История сибирских татар (с древнейших времен до начала XXвека). Казань, 2002.
60. Фоскарино М. Донесение о Московии // http://www.vostlit.info
61. Хазанов А.М. Кочевники евразийских степей в исторической ретроспективе // Раннее государство, его альтернативы и аналоги: сборник статей / Под ред. Л.Е.Гринина и др. Волгоград, 2006.
62. Худяков М. Очерки по истории Казанского ханства. М., 1991.
63. Якубовский А. Тимур // Тамерлан: эпоха, личность, деяния. М., 1992.
64. Frank F. The Siberian chronicles and the Taybughid biys of Sibir // Papers of Inner Asia. № 27. Bloomihgton, Indiana, 1994.

• Русское краеведение